Александр Чубарьян:
«Единый учебник только показывает курс, направление, куда историкам надо плыть»
С пестротой и многообразием интерпретаций нашего прошлого вскоре будет покончено. Концепция преподавания отечественной истории в средней школе подготовлена и представлена президенту страны. Остается на ее основе написать саму линейку учебников. О том, каким получился исторический канон и как именно школьников научат родину любить, «Итогам» рассказал научный руководитель проекта, директор Института всеобщей истории РАН академик Александр Чубарьян.
— Что же это делается, Александр Оганович?! В едином учебнике вроде не будет ни Великой Октябрьской социалистической революции, ни татаро-монгольского ига…
— Октябрьская революция никуда из учебной программы не делась. Так же, как в принципе и иго… Для меня вообще стал неожиданностью такой всплеск интереса к единому учебнику истории. Во-первых, это свидетельство того, что идея, выдвинутая президентом России, попала на благоприятную почву. Во-вторых, нынешние горячие дискуссии подтверждают общемировую тенденцию — мы повсюду наблюдаем бум интереса к истории.
— Давайте все-таки с бывшим Великим Октябрем разберемся.
— То, что написано сейчас в концепции про революцию, стало итогом большого обсуждения. В первом варианте концепции говорилось об «октябрьском перевороте». Мы провели серию общественных обсуждений — в самых разных группах населения. В заключение 250 преподавателей истории приехали на совещание в Москву. Провели заседание и в Отделении историко-филологических наук РАН. В результате этих обсуждений термин «октябрьский переворот» не получил поддержки. И тогда мы решили составить перечень трудных вопросов истории, вызывающих особо острые дискуссии в обществе.
— Помилуйте, Александр Оганович! Вся отечественная история — это один большой и трудный вопрос.
— Тем не менее учителя сформулировали 31 конкретный спорный вопрос, 13 из которых относятся к советскому периоду. Попала в эту «засаду» и Великая Октябрьская социалистическая революция. Для меня лично — совершенно неожиданно. Мне раньше казалось, что в нашем обществе уже выработался консенсус в ее восприятии. Оказалось, что это не так. Большинство участников прений было против «переворота», многим же не нравилось слово «Великая». Однако меня убедили, что это по аналогии с французской революцией…
— Но французы свою революцию так уже не называют.
— Да, это правда. Новация у нас не в названии, а в том, что мы говорим не только об октябрьской революции. По типу французской мы взяли целый период: 1917—1921 годы. От Февральской революции и до конца Гражданской войны. Но это не вердикт суда. Это не более чем концепция для будущего автора учебника. Напишет же он то, что позволят его профессионализм и совесть.
— Минуточку, а кто автора-то выбирать будет? Говорят: состоится тендер. Но мы-то с вами знаем, как у нас обычно такие конкурсы проходят и кто в них побеждает.
— Знаем, согласен. Но по части учебников это более демократическое дело. Соберем специальное жюри. Я лично стою за то, чтобы у нас был не один победитель. Да одного выбрать и невозможно, ведь по отдельному учебнику будет разработано для каждого класса.
— С продвинутой концентрической системой обучения покончено, вернемся к линейной?
— Да, теперь вспомнили об опыте советской школы, когда для каждого класса был свой учебник истории: знания шли по нарастающей — от античности до современности. Есть предложение завершить изучение школьного курса истории в десятом классе. А одиннадцатый год оставить для еще одного учебника — предназначенного для профильной школы. Для тех ребят, которые более продвинуты в изучении гуманитарных наук и избрали их своей будущей специальностью. Этот учебник был бы компаративистским, сравнительно-историческим. В нем бы говорилось о модернизации в России и в мире, о гражданском обществе у нас и у них, об освободительном движении здесь и там… Чтобы дети — уже взрослые дети — почувствовали, что Россия — часть мирового сообщества. Впрочем, это только одно из предложений. Но все-таки мне кажется, что наша концепция единого учебника, несмотря на многочисленные возражения и даже протестные заявления, является итогом консенсуса.
— И где на «линейке» будет поставлена точка? Например, во французских школьных учебниках историки доходят до эпохи де Голля, чуть-чуть затрагивают эру Миттерана — и все.
— На эту тему у нас шли острые дискуссии. Кстати, о Франции. Посол этой страны рассказывал мне, что французам потребовалось сто лет после революции 1789 года, чтобы решиться написать о ней в учебниках: одновременно рассказать и о казни Людовика XVI, и об убийстве Марата, и о якобинском терроре, и о партизанской войне вандейцев. Как свести воедино все это? Так и у нас было сначала предложение остановиться на 1990 годе. Потом решили довести повествование до 2000 года. Но в рабочей группе оказалось много людей, которые высказались за то, чтобы дойти в едином учебнике до наших дней. Довод был один: учебник пишется для школьников, которые живут в насыщенной информацией среде. Они имеют сведения не только от родителей, но и из Интернета, телевидения, радио… И мы решили сделать описание современной истории максимально фактографичным и безоценочным. Главное — обозначить события.
— Это как же без оценок рассказывать о шоковой терапии, ваучерной приватизации, чеченских войнах, строительстве вертикали власти, Березовском и Ходорковском?
— Ну и что? Мы формируем стандарт. Даем рекомендации по трактовке шоковой терапии, методов приватизации, поляризации общества… Все остальное — дело учителя. Он, и только он обязан внести в эту концепцию свое видение. Свою страсть. Учебник для преподавателя — это вовсе не «Отче наш», а вектор для подачи материала. Я сторонник введения в учебник альтернативного элемента: в каждой главе должны быть представлены как минимум две точки зрения на сюжет. Необходимо будет сделать в едином учебнике и антропологический крен. Ведь начиная с Карамзина история России — это непременно история государства. А мы хотим обратить внимание детей на моральную категорию истории, на важность в обществе каждого человека. Этот подход определил звучание тем: «Реформы Ивана Грозного и их цена», «Цена реформ Петра I», «Цена победы в Великой Отечественной войне»…
Я присутствовал на двух обсуждениях — в Стамбуле и Осло — на тему «Каким должен быть европейский учебник истории?». В ходе дискуссий определились две точки зрения. Одни ученые говорили, что в учебнике должны быть изложены лишь чистые факты, другие призывали педагогов научить школьников мыслить и сопоставлять. Мне было приятно, что подавляющее большинство участников европейских конференций стояли за второе.
— Назовем вещи своими именами: школьные учебники истории в Европе откровенно убогие. Краткий курс, не более того…
— Преимущество России в том, что мы — единственная страна в мире, где дают в школе полный курс отечественной истории и в таком же объеме — всеобщей истории. Наши дети начинают изучать историю с Месопотамии и Урарту. И до современности. Это дорогого стоит.
— Были ли за рубежом прецеденты таких яростных обсуждений, как у нас по поводу единого учебника?
— Скажем, в Нидерландах местный исторический канон обсуждался два года. Я лично присутствовал на таком обсуждении в Италии. Правда, спорили не по поводу конкретного учебника, а на предмет всей системы школьного образования. Там как получается? Левые приходят к власти, пишется одна история, правые выигрывают выборы — другая. Безобразие, конечно.
— Думаете, нам такое не грозит? Вдруг и в России власть когда-нибудь переменится. А новая возьмет и выбросит ваш канон на свалку истории.
— Не в укор исторической науке будет сказано, но на каждом новом этапе развития общества ученые вынуждены частично переписывать историю. Был такой консервативный английский историк Эдвард Карр, который написал, в частности, многотомную «Историю Советской России». Так, он сказал: «Историй столько, сколько историков». Каждое новое поколение историков видит в миллионах фактов, достающихся им, свои, новые повороты. Вовсе не исключаю, что лет через десять у нас изменятся взгляды на многие вещи, включая и наши воззрения на единый учебник истории.
— Переписывать придется?
— Пройдут годы, и создадут другие учебники. И все-таки канва историческая никуда не денется. Иван III был? Был. Иван Грозный был? Был… У меня одно время, судя по письмам, которые я получал, складывалось впечатление, будто главная проблема для нашей великой страны: было или нет татаро-монгольское иго? Все эти треволнения — результат плохой информированности публики. Вот уже лет восемь как термин «татаро-монгольское иго» заменили формулировкой «иго Золотой Орды». Чтобы снять этнический элемент. Более того: в новой концепции мы оставили рассказ об империи Чингисхана и еще добавили туда такую важную тему, как «Великая степь». То есть роль кочевников в формировании древнерусского государства. Мы написали: «Покорение русских земель Золотой Ордой» —и в скобочках: «Так называемое иго». Казалось бы, что в лоб, что по лбу. Но для Татарии и некоторых наших других республик это сюжет весьма болезненный. А ведь в регионах издаются свои, местные учебники. Мы предложили сделать некую рамку для преподавания истории в регионах с акцентом на культурно-этническое содержание. При этом политическая сторона истории должна быть у нас у всех общая.
— С рамками в истории сложно. Всяк ведь норовит за них выйти, дать свою интерпретацию. Скажем, для одних Сталин — садист и палач, а для других — вождь народов и эффективный менеджер.
— Насчет интерпретации… В советское время прославляли национально-освободительное движение. Теперь же оно вообще ушло из учебников. Недавно досталось декабристам: выяснилось, что они первые террористы на русской почве. Мы при работе над единым учебником постарались крайностей избежать. Зато очень много нового внесли, например, в преподавание истории XIX века. Мы даже названия глав сделали другие для того, чтобы история была представлена более широким спектром. Эпоха Александра I названа «Государственные попытки либерализма», Николая I — «Государственное самодержавие», об Александре II — «Великие реформы»… Причем мы старались уйти от чрезмерной апологии. А то раньше все императоры были враги народа, а теперь — сплошь святые. Мы не захотели, чтобы так было в едином учебнике.
— Получается, что пособия для школы будут писаться по принципу «Никто не забыт, ничто не забыто»?
— Да. А то ведь целые пласты истории выпали из поля зрения общества. Хорошо, что «Итоги», один из немногих общедоступных журналов, популяризирует историю. Надеюсь, вы не оставите без внимания и столетие начала Первой мировой войны, которую в народе у нас называли Великой или германской, а в советское время — империалистической. Разве не парадокс: в каждом захудалом европейском городке стоит памятник жертвам Первой мировой, а у нас даже не вспоминали о двух с половиной миллионах погибших. Мне кажется, было бы весьма достойно отмечать вместе со всем цивилизованным миром 11 ноября как день окончания Первой мировой войны.
— Вернемся к будущему учебнику. Директор Института российской истории РАН Юрий Петров сказал: школьники должны «сформировать внутреннее убеждение, что именно такова была история, а для иных трактовок иметь барьер». Любопытно, как будет выглядеть в едином учебнике этот барьер?
— Мы не барьер создавали, а навигатор. Единый учебник только показывает курс, направление, куда историкам надо плыть. В течение ближайшего года нам предстоит сделать 5—6 брошюр. В них для учителей будет рассказано, какие достижения мировой науки существуют по спорным проблемам. Барьер нужен лишь в том смысле, что бытует, к сожалению, немало антинаучных точек зрения. Я-то вообще сторонник исторической беллетристики, она возбуждает интерес к серьезной истории. Но перед широким распространением некоторых сочинений надо поставить барьер. И самый большой — перед Фоменко с его псевдотеориями отрицания истории как таковой. Эпатажные точки зрения на историю, не имеющие под собой никаких фактов и документов, может, и нравятся определенной публике, но школа от них должна быть ограждена.
— Как отделить исторические зерна от плевел?
— Надо различать: есть люди типа Фоменко и Суворова, а есть те, кто имеет собственную точку зрения на реальные факты. Вторые для науки — вполне нормальное явление. Скажем, имеются разные точки зрения на вопрос о цене, которую заплатила Россия за петровскую модернизацию. Или вспомните, сколько споров было между «норманистами» и «антинорманистами». А сейчас все как-то улеглось. Недавно проводили конференцию о древнерусском государстве в европейском контексте, и выяснилось, что форум на подобную тему прошел и в Англии. Они тоже обсуждали норманнов, и французы могут заседать на ту же тему. Ну и что, если норманны были везде? Это исторический факт, с которым надо смириться, не пытаясь отрицать очевидное.
— Ну с далеким прошлым разобраться еще можно, а вот с тем, что поближе к нам, — это уже политика.
— И тем не менее она не должна препятствовать развитию науки и образования. Смотрите, что получается. Во всех республиках бывшего СССР выпустили многотомные истории. И везде — кроме Белоруссии, Украины и Армении — время пребывания ныне независимых государств в составе Российского государства расценивается как «колониальный период». Но подобная дефиниция, как мне кажется, тут неприменима? Пусть ученые пишут те монографии, которые им позволяет совесть, но учебники должны быть разумными. Необходимо историкам и учителям во всех странах СНГ выработать единую логику для написания учебников. При этом я понимаю, что советская формулировка — «добровольное присоединение» — была и остается неприемлемой.
Сложная дискуссия идет у нас и с прибалтами. В начале декабря будет в Москве латвийская комиссия, а потом и литовская. С литовцами у нас в едином учебнике целый сюжет! Мы написали, что на территории России в первоначальном периоде ее развития было два крупных государства — Великое княжество Литовское и Московское княжество. Ничего не поделаешь: в формировании нашего общества участвовали не только славяне, но и финно-угры, и балты, и тюрки, и кавказцы… Мы подчеркиваем в нашем историческом каноне, что государство Российское изначально складывалось как многонациональное.
— Как, по вашему мнению, президент отнесется к исторической вертикали, которую вы в концепции выстроили?
— Мы все выполнили к поставленному сроку. Под руководством председателя Госдумы Сергея Нарышкина подготовили служебную записку. Осталось дождаться реакции президента. Пока могу сказать, что Владимир Путин, давая нам в начале года это поручение, прекрасно понимал, что его выполнение будет иметь большое значение для формирования исторического самосознания нации. А значит — для будущего России.
Кирилл Привалов
Комментариев нет:
Отправить комментарий